Машенька лежала неподвижно, натянув на голову одеяло.
– Эй? Ты спишь? – позвал Кит. Та молчала. – Спит. Небось таблеток наглоталась, придурошная.
Он уже приметил на столе бутылку самогона, и теперь его тянуло к ней как магнитом. Кит бросился к столу и, судорожно схватив бутылку, сделал несколько жадных глотков прямо из горлышка. Ему стало чуть легче. Он рухнул на стул и сделал еще один глоток.
– Кажись, полегчало.
Он уныло посмотрел на спящую Машеньку. В такой момент спиртного мало, требуется еще и собеседник. Киту необходимо было кому-то излить душу. Не изливать же ее привидению? Тем более оно не появлялось.
– Все бабы – суки, – мрачно сказал Кит и, сжимая в руке бутылку, двинулся обратно в комнату.
Он лег на диван и сделал еще один глоток. Потом еще. И время для него уже не потянулось, а полетело. Кит с самого утра ничего не ел, если не считать шоколадки, пожертвованной Машенькой. Ему было не до еды. Да и к спиртному он непривычен. Поэтому его пробрало. Да так, что, выпив половину бутылки, он почувствовал кураж. И даже выбежал из избы в холодные сени, где заорал:
– Где ты, ведьма?! Выходи, я тебя не боюсь!!!
Прикончив же всю бутылку, Кит захмелел так, что перестал что-либо соображать. Он был очень возбужден, и ему не спалось. С лежанки на печи выглядывала Лидка-ведьма и хохотала.
– Убью, сука!!! – орал Кит и грозил ей кулаком. Но сил подняться и врезать прямо в оскаленный в наглой улыбке Лидкин рот у него не было.
Он с сожалением посмотрел на пустую бутылку. Эх, и хорош у Хвата первач! Как забирает!
– Убью всех!!! – орал Кит.
Но убивать было некого. Машенька спала как убитая, наглотавшись таблеток, Лева тоже, мертвого маньяка заперли с ним в маленькой комнате. Лидка бродила по дому, как привидение, в белом. А раньше была в черном. Убивать ее смысла нет, она и так уже горит в аду. В чулане лежал мертвый гипнотизер, а у шкафа в сенях застреленный Микоша. Беснующийся Кит никак не мог найти выход своей злости. Она копилась в нем до самого утра.
Когда рассвело и Кит услышал за окном звук работающего мотора, он первым делом подумал о Хвате, который пришел его спасать.
– Сенька, друг! – заорал Кит и выбежал на крыльцо. Метель закончилась. Было морозно и тихо, ветер улегся, и только сыто урчали моторы машин, стоявших на шоссе, напротив их дома. Но звук показался Киту вполне мирным и даже каким-то родным.
И тут он увидел до боли знакомый милицейский «газик», в котором его когда-то увезли из дома, где ему было так хорошо, на пятнадцать долгих и мрачных лет туда, где ему было очень плохо, и кроме бульдозера, расчистившего шоссе, еще четыре машины, две из них – тоже с синей полосой, милицейские. От них к стоящей на краю деревни избе, чуть ли не по пояс проваливаясь в снег, бежали люди в форме.
Кит сразу же вспомнил Лидкино пророчество. «Как только рассветет, за тобой придут. Ты убил, Коленька…»
Он заревел и бросился обратно в дом. За иконой лежала коробка с патронами. Он схватил ее, кинулся к ружью и выбежал обратно на крыльцо. Первый же выстрел попал в цель: один из милиционеров упал. Остальные залегли.
Кит палил по ним безостановочно, с остервенением перезаряжая ружье.
– Убью!!! – орал он. – Не подходите, падлы!!! Убью!!!
Наконец-то его злость нашла выход. Он почти не прятался, поэтому один из приехавших на место происшествия, старлей Сверкало, чемпион района по пулевой стрельбе, легко снял его из табельного «макарова», как только удалось подползти на расстояние верного выстрела и как следует прицелиться. Колени у Сверкало дрожали, руки тряслись, все ж таки это был не полигон, мужик вполне натурально палил из охотничьего ружья боевыми патронами двенадцатого калибра. Но рядом на снегу лежал его друг лейтенант Сашка Кусакин, приказ о представлении которого к очередному званию уже был подписан и ждал до вечера, до обмывания новой звездочки, у начальства в столе, и на Сашкиных губах пузырилась кровавая пена. Поэтому старлей, чуть не плача от жалости к Сашке и забыв о своих собственных страхах, прополз по снегу метров десять под непрерывным обстрелом и, тщательно прицелившись, нажал на курок. В этот момент его рука, сжимавшая оружие, словно застыла. В пальцах больше не было дрожи, и первым же выстрелом он попал, как потом выяснилось, будто в яблочко на мишени, прямо в сердце.
Стоявший на крыльце великан выронил из рук охотничье ружье и ткнулся носом в снег. В деревне Выселки вновь стало удивительно тихо.
– Сашка, ты как? – позвал старлей, все еще надеясь на чудо. Но Сашка молчал.
Сверкало понял, что вечером они с мужиками сядут-таки за стол. И вся закупленная ими водка будет выпита. Сначала они будут просто молчать от горя, а потом… Ему было страшно подумать, что станет потом. Кто-то заплатит за Сашкину смерть. Возможно, этот кто-то будет и не виновен, и уж тем более не виновен в Сашкиной смерти. Но жизнь вообще несправедливая штука. И еще более несправедливая штука смерть.
– Поднимайся, – хмуро сказал проходивший мимо него следователь прокуратуры. – Надо посмотреть, что с остальными. Звонившая ночью женщина сказала, что в доме еще два трупа.
Он уже видел эту женщину, выбежавшую на крыльцо. Зрение у Сверкало, чемпиона района по пулевой стрельбе, было острое, поэтому он разглядел, что женщине хорошо за сорок, что она в длинной темной юбке и меховой душегрейке. Она стояла на ступеньках крыльца молча, не двигаясь. И смотрела на бегущих к ней людей.
– Где трупы? – задыхаясь, спросил у нее первый из добежавших.
– Там, в чулане. А в доме раненый.
– Раненый?